Миф о том, что интеллигенция, как жена Цезаря, чиста и невинна, сегодня не может вызвать ничего, кроме скептической улыбки. Близость к большим деньгам, которую ощутили двинувшие во власть или придвинувшиеся к ней интеллектуалы, весьма скоро начала влиять и на их самоощущение, и на то, что они говорят и пишут.
Читать дальшеНедавно одна дама, известная исключительно своей революционной деятельностью (чуть ли не с пионерского возраста), пустила в ход понятие «светильники», позаимствовав его у Н.А. Некрасова. «Светильником разума» назвал тот рано умершего Н. Добролюбова. Нынче в «светильники разума» были определены журналисты НТВ.
Не слишком ли высокая оценка их вклада в историю?
Почему-то наша интеллигенция всегда хорошего мнения о себе. Если что-то в отечестве идет не так, то тут же выплывает ответчик - Кремль или безымянные «они», от которых весь вред. Победа в «революции» 1991 года поставила победителей над правительством, над президентом, над государством. Отныне журналисты, как сказал один из них, могли ногой открывать Спасские ворота. Из слабых и подвластных они превратились в сильных и властвующих, как, впрочем, и бывшие завлабы, диссиденты, священники и нижние чины ЦК КПСС.
Вместе с ростом «прав» росло и благосостояние интеллигентской верхушки. Если в СССР самыми оплачиваемыми категориями были полярники, летчики, шахтеры и академики, то теперь больше всех зарабатывали обозреватели телевидения и газет. Эта близость к большим деньгам, которую ощутили и интеллектуалы, двинувшие во власть, весьма скоро начала влиять и на их самоощущение, и на то, что они говорят и пишут.
Начала богатеть и церковь. Возвращая недвижимость и беспошлинно торгуя табаком и водкой, она на космическое расстояние отдалилась от своей паствы. Недалеко от нее ушли и «избранники народа», с яростью бьющиеся за свои привилегии и заваливающие законы, которые могли бы дать хоть какое-то послабление бедным.
Я помню рев Жириновского в Думе, который, брызгая слюной, поносил репрессированных стариков и старушек, называя их попрошайками и симулянтами. После этого он садился в «Мерседес» и укатывал на нем со своей шайкой. Даже радетели народа - коммунисты - как-то подозрительно стали округляться и наращивать животы, крича с трибун, что Россия катится в пропасть. Не на ком остановить глаз, ни к кому не хотелось пойти на исповедь. К Толстому ходили, к Чехову ходили, к Сахарову ходили. Но пойдешь ли со своей бедой к какому-нибудь умнику, у которого стальные глаза и который, если ты не в состоянии заплатить, отключит у тебя не только электричество, но и дыхание? Или к поэту, который звал тебя на баррикады, а сейчас отсиживается где-нибудь в Оклахоме?
Спросите их, кто виноват в том, что случилось с нами? Хором ответят: Кремль. Кремль растоптал мечту о социализме, Кремль потопил мечту о переброске России в лагерь капитализма. И вряд ли к кому-нибудь из них наведается мысль, что и они - на скамье подсудимых. Возьмите Горбачева. На его совести: 1. Сумгаит; 2. саперные лопатки в Тбилиси; 3. захват Вильнюсской телебашни; 4. вранье о Катыни; 5. вранье с пактом Молотова-Риббентропа. И - ни одного слова раскаяния, никакого стыда. На всех интеллигентских тусовках - желанный гость. Произносит речи. Принимает изъявления любви.
Старая интеллигенция всегда была недовольна собой. Лучшие ее люди стыдились своего достатка, если он у них был, строили школы, старались подкормить крестьян или бедных студентов. Вечная вина перед народом - таково было внутреннее состояние всякого, кто благодаря образованию и таланту поднимался наверх.
Наши предшественники - интеллигенты начала прошлого века - не так, как мы, смотрели на историю и на себя. В «Вехах» (1909 г.) и в сборнике «Из глубины» (1918 г.) они подвергли себя суровому осуждению. Они заявили (в «Вехах»), что революция 1905-1906 гг. была интеллигентской и ответ за ее последствия должна держать интеллигенция.
Идеологически ее готовили мы (автор не отделяет себя от тех, о ком пишет), и на знамени ее были начертаны лозунги, которые составлялись интеллигентами времен развитого социализма. Чего хотели мы? Прежде всего свободы. Свободы любой ценой и сей же час. Ждать мы устали. Ушли в землю наши отцы и деды. Они свободы не видели. За нее их расстреливали и пытали. Вместе с мечтой о свободе мы копили месть. Нам хотелось рассчитаться со всем, на чем стояло клеймо: советское.
И свобода была - золотой ключ, который открывал заветную дверь.
Но как мы понимали ее, как рисовали себе ее облик? Это была, в первую очередь, свобода слова, свобода митингов и собраний, которую демагогически обещала, но не дала никому сталинская Конституция. Мы отталкивались от нее, наша мечта строилась по методу «от противного». И оттого она кровными узами была связана с советской ложью, советским воспитанием, советской революционностью.
Отсюда - спешка, забегание вперед, желание пришпорить историю.
Но еще Андрей Платонов говорил: дайте истории отдохнуть лет пятьдесят, и все само собою разрешится. Ибо - и тут он был провидчески точен - «природа победит революцию».
Трагедия сына железнодорожного слесаря Платонова состояла в том, что он верил в насилие, как его предки верили в Христа. Насилие он рассматривал как инструмент для построения земного рая. Но, увидев опустошенную Россию, создал эпос горя и покаяния.
Разве не ясно теперь, что свобода, обретенная нами, оказалась свободой только для нас? Для нашего самовыражения, наших амбиций и нашего желания посчитаться с советской властью. Мы ликовали, что можем клеймить, обличать, ставить на место президента и его присных. Советскость этого отмщения была очевидна.
Но, кроме счетов с властью, была и еще одна мечта: самим стать властью. То есть держать в руках руль корабля, списав всех остальных в матросы. На Западе интеллигент занят своим делом: ставит пьесы, преподает в университете, сидит в лаборатории. Правительство и президент занимаются одним, интеллигенты - другим. Мы же, как говорил Достоевский, хотим обняться со всем человечеством.
Взять уровнем ниже мы не в состоянии. Это значит понизить градус мечты. Свести свои обязанности к исполнению долга, к хорошо сделанной работе - значит, опошлить идею. Этот максимализм русской интеллигенции застрял у нас в мозжечке вместе с антисоветским идеалом.
Конечно, в любви к «прекрасному и высокому» (опять цитирую Достоевского) нет ничего плохого. Правда, если это любовь к тем, кто окружает нас. Кто существует в реальности, а не на облаках. Наша любовь была прописана на облаках, как, впрочем, и наш кумир - свобода. Мы верили, что с приходом ее поля станут давать урожай, экономика скакнет вверх, аппаратчики сделаются херувимами, а народ перестанет пить и в мгновение ока поменяет менталитет.
Жгучая была мечта, но, увы, не сбылась.
Представьте себе премудрого пескаря, которому вдруг разрешили стать щукой. Что станет делать несчастный пескарь? Он от испуга или закопается в нору, или, страшась, что его тут же обратно превратят в пескаря, сделается такой щукой, которая и самих щук начнет гонять по реке. Мы на какое-то время превратились в этих щук. Опьяненные тем, что «все позволено», мы стали охотиться за щуками, позабыв о тех, ради которых все и затевалось, - о «малых сих», о народе. Народ нищал, опускался в холод и хаос, а мы топтались на презентациях, бегали в Кремль за премиями и не чурались брать деньги (тоже в виде премий) от воров, почему-то переименованных в олигархов.
Как бы сегодня взглянули на нас интеллигенты старых времен? Я думаю, смутились бы, не поверили тому, что видят. И авторы знаменитых «Вех» вряд ли бы подали нам руку. Хотя они были люди верующие и, вероятно, пожалели бы нас. Пожалели бы за наш советизм, из которого и взошло столь тощее представление о свободе.
Интеллигенты старой России - во всяком случае, лучшие из них - знали, что смысл свободы не исчерпывается свободой слова. Что свобода не наращивание прав, а прирост обязанностей. Что с расширением зоны свободы утяжеляется ответственность за нее. Есть свобода с Христом, говорили они, и есть свобода с дьяволом. В первом случае мы говорим нашему произволу «нет», во втором - «да».
Я думаю, что мы сказали своему произволу «да» и бросили свой народ.
«Мы» - это, естественно, не вся интеллигенция, а «верхний» ее слой, так называемая «элита», которая пришла с Горбачевым, кантовалась при Ельцине и теперь прилепилась к Путину. Ее дистанцирование от народа стало чертой новой эпохи. Даже в советское время такого не было. Сегодня эта элита жестко сосредоточилась на своих нуждах, весьма далеких от нужд большинства. Мы стали свидетелями свирепого эгоизма «избранных»
И это при том, что интеллигенты, условно говоря, находящиеся внизу, по-прежнему исполняют свой долг. Библиотекари, учителя, врачи, работники музеев (святые люди) все так же служат народу и, иногда голодая, помогают ему. Имена их никому не известны, но я не знаю, что стало бы с честью нашего сословия, если б не они.
Таких интеллигентов особенно много в провинции, может, еще и потому, что соблазн больших денег туда не проник. А может, потому, что они, как и старое земство, не снисходят к народу, а пребывают в нем.
Незачем далеко ходить за примерами падения интеллигентского «верха». Они у всех на виду и на слуху. История с НТВ окончательно сорвала лавровые венки со вчерашних «властителей дум». Игры денег, маскирующиеся под борьбу за «права человека», объяснили нам, о каких «правах» речь.
Естественно, о праве «зашибать бабки».
Циничный и не скрывающий своего цинизма А. Кох, отталкивая от кассы циничного, но притворяющегося праведником Е. Киселева, говорит: да, я отнимаю твои деньги. Е. Киселев, хватаясь за те же деньги, уплывающие из его рук, кричит: в России нет свободы! Личный счет в банке он отождествляет с «демократическими ценностями» и тех, кто покушается на него, клеймит как реаниматоров тьмы.
История с НТВ - не только история конфуза телевизионного, но и конфуз целого периода в истории современной России, начавшегося с фанфар августа 1991 года и перешедшего в торжество жиреющего интеллигентского «высшего света».
Посмотрите, какие приемы он закатывает! Какие снимает для этого рестораны! Ирина Хакамада празднует день рождения в казино, сорит деньгами и хвастает, что муж подарил ей автомобиль «Ауди» с телевизором. Церемонию показывают в «Новостях», описывают (с иллюстрациями) в газетах, и никому не приходит в голову, что это позор. Позор на фоне тех, кто роется в это время в помойках, чтоб хоть как-то прожить сутки.
Наш советский интеллигент-люмпен, обиженный прошлым режимом, жаждет реванша, и потому его гуляния так публичны, так открыты: пусть видят все, кем я был и кем стал!
Он всю жизнь ненавидел советскую власть, но был кость от кости и плоть от плоти ее. Поразительно, что многие из интеллигентов, считавших себя в советское время инакомыслящими, как только дело дошло до иных, чем у них, мыслей, тут же обнажили советский оскал. Не ушедшие с Киселевым его коллеги были названы, как в приговорах «троек» НКВД, «изменниками» и «предателями».
Такова метаморфоза «светильников разума», чья свеча стала стремительно коптить и наконец погасла.
Как это могло произойти? Советский интеллигент плохо знал русскую историю, в своих прозрениях доходил только до идей нэпа, начертанных полупарализованной ленинской рукой. И оттого видел перед собой только один пример - пример Запада с его рынком, его институтами, его свободой и комфортом.
Рывок к этим благам был совершен по-ленински - в одночасье и с блиц-кригом в центре Москвы. То, что русские стреляли в русских, не противоречило большевистскому новому завету: тот, кто не разделяет наших идей, пусть пеняет на себя.
И никто не попросил прощения у погибших. Наоборот, радовались и гордились своей победой. В среде победителей пышно разрасталась гордыня. Киселев, обращаясь к Коху, бросает реплику: «У меня не такая репутация, как у вас». Можно подумать, что в его лице на землю спланировал ангел, а не офицер перестроечного спецназа.
Мы, как по писаному, воспроизвели в себе пороки интеллигенции, запечатленные еще в «Вехах»: атрофирование чувства греха, самообольщение и героизация своего поведения, презрение к отцам, преувеличенное сознание прав и пренебрежение обязанностями, отсутствие личной нравственности, «все идет мимо русской культуры, ума, гения», в литературе порнография и кощунство.
Наше превратное понимание свободы привело к тому, что мы потеряли целое поколение, а может, и не одно. Да, оно поет что хочет, курит что хочет, оно не читает Толстого и сидит на американской культурной игле. Оно пляшет, как дикое племя, под свою музыку и... плюет на «отцов». Оно плюет на Карамзина, на Пушкина, на всю эту, с его точки зрения, дребедень, оставаясь один на один с настоящим, которое есть его бог и его предел. Что дальше, оно не знает: дальше - похмелье и туман.
Этот отрыв от прошлого грозит нашей смене полным одиночеством и полною потерей цели. К кому же станем обращаться со святыми истинами, оставленными нам в наследство? Город смотрит на Запад (тоже нашими стараниями), деревня не сегодня завтра вымрет. Кто воспримет мысли о любви к отечеству, о служении ему, о жалости к слабым? Кто начнет возрождать русскую государственность? Чиновники, которые сплошь продажны? Да прикажи завтра повернуть в социализм, тут же развернутся. С плачем, с болью в сердце (так грабить, как при «капитализме», не удастся), но совершат экстрадицию. От больших идей отказываться легче, чем от больших денег. Такова уж природа человека.
Я, конечно, не надеюсь, что после моей статьи интеллигенция выйдет на площадь и, как Родион Раскольников, упадет на булыжник и воззовет: «Простите меня, люди, виновата! Мне не столь страшен суд, который ждет меня в будущем, сколь то, что вы перестали верить в меня». Не упадет. Не воззовет.
Значит, правы были авторы сборника «Из глубины»: «...Как будете жить дальше вы, духовные виновники всего этого беспримерного нравственного ужаса? Что будет слышаться вам отовсюду? Когда вы будете думать об одурманенном и увлеченном вами в пропасть народе, не будете ли вы слышать роковые слова: горе тому, кто соблазнит единого от малых сих...»
Когда вы будете вспоминать обо всей той крови, которая пролилась благодаря вашему духовному попустительству... не будете ли вы слышать вокруг себя: «Каин, Каин, что сделал ты с братом своим?»
Игорь ЗОЛОТУССКИЙ
13.10.01, «Вечерний Новосибирск»
13.10.01, «Вечерний Новосибирск»